Ю.Н. Цыганок
Это тоже случилось в милиции.
Эпиграф.
Всё так и было. Честно-честно.
Иногда вместо плюсквамперфекта употребляю встреченную на просторах Рунета фразу «давным-давно, когда Земля была ещё плоская, но уже вращалась».
Пусть она будет вторым эпиграфом.
Так вот, в те незапамятные времена жила-была советская милиция и плоть от плоти её – уголовный розыск. Карный розшук по-украински (не знаю, чёт вспомнилось).
Жил-поживал, добра не наживал.
Помните, «впереди идёт ОУР*, вечно пьян и вечно хмур»?
*«О» в этой аббревиатуре – отдел/отделение.
Часть 1. Для любителей потосковать об эС-эС-эС-эРах.
Движение в светлое коммунистическое будущее подразумевало постепенное снижение уровня преступности.
А чтобы ни у кого не возникало сомнений в неизбежности этого самого будущего, милиции просто не позволяли регистрировать всё, что на снижение влияет.
Пахали по таким незарегистрированным материалам в полную силу, не за галочку, а на результат.
Упаси Господь, недовольный гражданин пожалуется в прокуратуру, рай-гор-облком хоть КПСС, хоть ВЛКСМ, хоть профсоюзов.
Инспектору за сокрытие – нары, с начальства погоны долой.
Потом всеми нынче любимый Щёлоков застрелился, и в 1984 году вышел указ: скрывать ничего не нужно.
Заодно, инспекторов переименовали в оперуполномоченных.
Казалось бы, послабуха?
Опер упал намоченный? Ерунда, посмеются и перестанут.
Главное – всё без утайки.
Ан, нет!
Между «нужно» и «надо» пролегла линия партии, но чуток скорректированная.
Помните, как говаривал Глеб Жеглов: «Правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать».
Уровень этого умения должен был расти из года в год и, ясное дело, в разы превышать буржуйский.
Тут нужно уточнить, что по убийствам, тяжким телесным (по старой терминологии), изнасилованиям и разбоям пахали без дураков.
И без тех же дураков, раскрываемость таких составов была на самом высоком уровне.
А с прочими как порвезёт…
Часть 2. Опять для любителей потосковать.
Ещё живы многие владельцы изделий отечественного автопрома, помнящие волну краж жигулёвских лобовых стёкол, прокатившуюся в 80-х годах прошлого века по стране развитого социализма.
Лобовухи не защищали ни гравировки, ни искусственные или натуральные трещины.
А стоимость покраденного доходила до восьмисот советских рублей, что, как ни крути, пять инженерских окладов.
Вал заявлений требовал (поэту на заметку: «вал-требовАл» – отличная рифма) адекватного уровня поимки злодеев.
Тогда видеонаблюдения не было, от слова «совсем».
Недремлющие бабульки, и те в «собачью вахту» спали, подавив свою бессонницу то ли валерианой, то ли домашней наливкой.
Не мудрено, что раскрываемость посягательств на частную автособственность была минимальной и плохо влияла на общую статистику воздаяния негодяям, ну или неотвратимости наказания, если угодно.
И вот, в преддверии очередной Годовщины-не-важно-чего, была задумана сверхсекретная спецоперация, в те времена называвшаяся просто: рейд.
Парный пеший патруль оперов, вооружённый одной на двоих радиостанцией «Виола» и
пролетарским правосознанием, должен был ночью патрулировать особо неблагополучный микрорайон, чтобы повязать негодяев на горячем.
Задумано? Сделано.
Дальше, как в песне «На спящий город опускается туман…»
Часть 3. Про «элиту» (всё ещё для любителей потосковать).
Кто-то помнит времена, когда продавцы-бармены-официанты и им подобные были элитой общества?
Механики-слесари-ремонтники, имеющие в названии своей профессии приставку «авто» относились к элите элит.
К ним простая элита выстраивалась в очередь на обслуживание символов элитарности – тех самых «Жигулей».
Часть 4. Однажды в студёную…
Однажды, в студёную ноябрьскую пору, к представителю элиты элит обратился обычный заведующий продуктовым магазином с незамысловатой просьбой об очередном техобслуживании своей «Семёрки» (по тогдашним меркам, что-то типа нынешней Ауди А7).
Получив желаемое без очереди, он отблагодарил благодетеля ТОЗовкой калибра 5,6 с двумя коробками патронов.
Обмыли окончание техобслуживания.
Обмыли подарок.
Обмыли крепнущую дружбу народов.
Обмыли ещё что-то очень важное.
Вспомнили про любовь, здоровье и прочие общечеловеческие ценности, их тоже обмыли.
Потом разъехались по домам, поскольку тогда, как ни удивительно, кара за нетрезвую езду, в случае маловероятной поимки, была вполне гуманной.
Припарковавшись у своего дома, представитель элиты элит, назовём его условно Евстафием, почувствовал нестерпимое желание.
Рвя молнию на ширинке, исполнив несколько полуприседаний, он достиг середины арки, где, не сдерживая эмоций, испустил громкий возглас облегчения и, одновременно, шумную струю.
На ту беду в арку входил житель двора-колодца.
История умалчивает, какой из звуков привлёк внимание прохожего, нам ничего не известно о его возрасте, физических кондициях и мотивации.
Неоспоримо одно: Евстафий, не имеющий возможности остановиться, был унижен и морально, и физически.
Потеряв ощущение сухости, норковую шапку и немного крови из носа, нетрезвый представитель советского автосервиса возжаждал мести.
Немедленной и кровавой.
Метнуться в машину за давешним «подарком» – дело не долгое.
Зайти в парадную (что у пьяного на уме?), открыть окно, зарядить винтовку – тоже много времени не отнимает.
Увидеть идущую по противоположной стороне женщину, решить, что это и есть его обидчик, прицелиться, нажать на спусковой крючок…
Несильный толчок приклада в плечо.
Женщина плавно оседает на тротуар.
Кто-то громко кричит.
Приехала скорая.
Женщину увозят.
Стрелок не торопясь спускается, садится в свою машину и, отъехав пару кварталов, наблюдает за суетой.
Потом отъезжает подальше и засыпает.
Часть 5. Комплекс неотложных ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий).
Ночь. Непогода. Опустившийся на спящий город туман так и не рассеялся.
Операм поступает сообщение: огнестрел.
За день до большого торжества.
По эС-эС-эС-эРовским временам – ЧП даже не городского, республиканского масштаба.
Начальник райотдела прощается с папахой, представляя, что ему скажут про совпадение произошедшего с рейдом и грядущим праздником.
Опера готовятся выслушать подробности надругательств над личной половой неприкосновенностью, к которым начальник прибегнет перед неизбежным расставанием с папахой.
Розыскным собакам, появись они на месте происшествия, нечего предложить понюхать.
Прожекторные станции, способные осветить местность для тщательного осмотра, находятся на складах киностудий. Фонариков, и тех нет.
А туманные осенние питерские ночи темны.
И вдруг «На её месте должна была быть я».
Часть 6. Совсем не «Бриллиантовая рука».
Из сбивчивого рассказа подошедшей дамы.
Так случилось, что семейная лодка рассказчицы пошла ко дну, разбившись о мужнино рукоприкладство.
Медицинское освидетельствование дало повод самому гуманному и справедливому суду в мире отправить домашнего тирана в колонию общего режима на четыре года.
Отсидевший от звонка до звонка бывший муженёк лишился не только жёнушки, но и квартиры.
Справка.
В Российской Советской Федеративной Социалистической Республике, если кто не в курсе, за осуждением следовала автоматическая выписка.
Тех, кто после отсидки не смог прописаться хоть куда-то, привлекали за нарушение паспортных правил сначала к административной, а потом к уголовной ответственности и отправляли в лагеря на год.
Без прописки было невозможным трудоустройство.
А за тунеядство полагалось уже до двух лет.
Гармония во всей её красе.
Часть 7. Вот так бывает…
Бывший сиделец, кое-как прописавшийся в коммуналку без удобств, не скрывал своего негодования и публично грозился воздать всем причастным по заслугам.
Даже демонстрировал какой-то патрон, в которых бывшая жена ничего не понимает.
Ну да, маленький, ну да, чёрный.
Такой?
Ой, не помню, может, такой.
А ещё бывший устроил постоянную слежку.
Она даже своего сослуживца попросила провожать с вечерней смены.
Женщина, которую скорая увезла, шла метрах в двадцати впереди.
Выстрел? Нет, не слышала, но видела, мелькнувшую в минискверике напротив, фигуру бывшего супружника.
Дальше пошло-поехало.
Вычислили адрес предполагаемого стрелка.
Вышибли дверь его комнаты в коммуналке, нашли там несколько патронов от монтажного, гвоздевого, если угодно, пистолета.
Выгнали на улицы всех милиционеров, кого смогли, снабдив описанием разыскиваемого.
Всё было безрезультатно.
Но ближе к рассвету наряд патрульно-постовой службы прихватил потенциального террориста.
Да, следил.
Да, слышал выстрел и видел, как падала женщина.
Да, стоял в мини-скверике за деревьями.
Дальше разговора не будет.
Найдёте мою «стрелялку», признаюсь, а без неё, хоть режьте…
Часть 8. Чем сердце успокоилось.
Перед операми маячила реальная перспектива с рассветом перетряхнуть все помойки и прошерстить все проходные дворы, где за несколько часов мог побывать потенциальный душегуб.
То, что дно Фонтанки, протекавшей в сотне метров от места преступления, проверять не им, а водолазам, радовало не особо.
Во избежание сакраментальных начальственных вопросов о причинах сидения по кабинетам, по-прежнему пешие опера выдвинулись к месту происшествия (на исходные рубежи, ежели по-военному).
Тем временем Евстафий в машине озяб и малость протрезвел.
Ни «скорая», ни милиция в пределах видимости уже не маячили, и стрелок, прихватив ружьишко с половиной полученных патронов (ода из пачек рассыпалась при заряжании), отправился домой.
Там, забросив ТОЗовку под диван, он и уснул тем самым сном алкоголика, который, как известно, краток и тревожен.
Светало.
Подошедшие к месту происшествия опера, заметили ранее отсутствовавшую припаркованную «семёрку».
Да, были времена, когда припаркованные машины выглядели одиноко.
И, да, они привлекали внимание.
Сказать, что осмотр удивил – не сказать ничего: в салоне на сидении валялся с десяток «мелкашечных» патронов.
– Эй, пацан, а это чья машина?– спросил опер вышедшего из парадной школьника.
– Дяди Евстафия из десятой квартиры.
Дальнейшее было делом обычным: зашли, повязали сонного стрелка, изъяли винтовку с патронами, по пути к следователю доходчиво объяснили задержанному его права и обязанности, проследили, чтобы всё было запротоколировано, препроводили стрелка в изолятор временного содержания, составили отчёт и разошлись приводить себя в божеский вид: завтра предстояло в парадной форме стоять в оцеплении, дабы ликующие демонстранты не свернули с заранее одобренного маршрута.
Эпилог.
Как поётся в гимне Швамбрании: «но никто совсем не умер, все они спаслись».
Раненную вовремя доставили в больницу и вовремя прооперировали.
Начальство осталось при папахах.
Опера не допустили отклонений от маршрута, что, впрочем, не спасло СССР.
Но это уже совсем другая история.